Оцелот выходит на охоту - Лариса Логинова

Я помог ему раздеться и принять душ, а после – напоил успокоительным и уложил в постель, потом я переоделся, забросил в стиралку залитые кровью тряпки и навел порядок в комнате. На занятия в тот день я забил и остался сторожить сон Олега, напрасно пытаясь отогнать эту картину: льющаяся из душа теплая вода, смывающая засохшую кровь с его ног…

Следующие несколько дней я тоже пропустил, потому что небезосновательно боялся оставить Олега одного. Я спрятал все колюще-режущие предметы и более-менее опасные таблетки, но наша съемная квартира находилась на пятом этаже – высота вполне достаточная, чтобы разом со всем покончить.

Узнать, как это случилось, и кто изнасиловал друга, я так и не смог, но мне удалось помочь ему это пережить. Я просто был рядом: оттаскивал от балкона, не давал упиваться в хлам, не говорил ни слова о происшедшем, и всеми силами давал понять, что моё отношение к нему осталось прежним. Для меня ничего позорного в этом не было, к тому времени я и сам давно не был мальчиком-колокольчиком, но Олег об этой стороне моей жизни ничего не знал.

Молчал я еще и потому, что Олег тоже был родом из небольшого провинциального городка, где отношение к «этим» разительно отличалось от толерастии столиц. И как контрольный гвоздь в крышку гроба – его отец провел почти половину жизни за решеткой, и слово «петух» произносил с таким презрением, что Олег с детства впитал: ничего хуже и позорнее «опущенного» нет, и не может быть. Потому-то и порывался мой друг шагнуть вниз с пятого этажа. Если отец когда-нибудь об этом узнает, разразится такой скандал, что самый страшный природный катаклизм покажется шуткой. После моего закономерного вопроса:

– Откуда он узнает?

Олег ненадолго завис, похоже, я сумел наконец-то пробиться через пелену истерики. И я продолжил, не отпуская его взгляда:

– Ты же не собираешься ему об этом рассказывать?

Он отрицательно покачал головой.

– Он у тебя экстрасенс-телепат?

Снова молчаливое отрицание.

– Ну и как он, в таком случае, об этом узнает, если ты не расскажешь? Блин, Олег, ты же не девка, и гинеколог отсутствие девственности никак не диагностирует!

Его губы чуть тронула улыбка.

– К тому же, кто-то мне рассказывал, что не собирался возвращаться домой? – приподнял я бровь. – Узнать о случившемся твой отец сможет только от тебя самого, но я уверен, что ты болтать не станешь.

– Нет, – коротко обронил Олег.

– Вот и всё. Круг замкнулся. И никто ничего не узнает.

– А ты?

– А что я? Я тоже ничего не знаю, – хмыкнул я и подмигнул. – Кончай грузиться, пошли лучше прошвырнемся чуток, пару телочек снимем и оттянемся как положено, с блекджеком и шлюхами!

– А я смогу? – уже сдаваясь, спросил он.

– Тебя кастрировали? – вопросом ответил я.

Олег снова отрицательно покачал головой.

– Ну, так в чем тогда дело? – я поднялся и подсчитал наличность. Её хватало на нехилый отдых. – Кафтановы гуляют! – осклабился я, а потом почти потащил его за собой.

Психолог из меня, может и хреновый, зато я точно знал, где нормальная выпивка и настроенные на секс, симпатичные девочки без далеко идущих матримониальных планов. Но перед тем, как завалиться в клуб, я отвел Олега в парикмахерскую, чтобы постричься, поставив таким образом точку на себе бывшем.

Когда-то мне это помогло. Я тогда выполз из квартиры любителя «конвертов» и до сих пор помню, как это было больно – сидеть в парикмахерском кресле. Нет, уши мне та брюнетка не отрезала, вся беда была в том, что приходилось сидеть. Но, как самый настоящий герой, я мужественно перенес выпавшие на долю страдания, а новая стрижка чертовски мне шла. Я так стригусь до сих пор и у той же самой милой женщины.

Вот и Олегу я прописал такое же лекарство, привел к своей любимой мастерице и отправился на улицу – покурить и дождаться результата, чтобы мы не выглядели, как парочка влюбленных. Моему другу, кстати, повезло больше. С момента случившейся с ним беды прошла уже неделя, а потому никаких неудобств от сидения он не испытывал, а результат превзошел все его, да и мои, ожидания. Выглядел Олег совершенно иначе и даже… улыбался.

В тот вечер до блекджека ход не дошел, а вот со шлюхами всё сложилось, и закончили мы аморальное веселье вчетвером на одной широченной кровати. Это было весело, бурно и громко и, насколько я мог судить, заставило Олега забыть о своем горе. Сложно думать о плохом, когда рядом с тобой роскошная обнаженная девушка. Наутро у нас обоих трещали головы, у меня в кармане свистел ветер, но глаза у Олега ожили, перестали быть такими мертво-тоскливыми.

Постепенно о случившемся он думал все реже, изо всех сил убеждая себя, что ничего этого не было. Просто кошмарный сон, привидевшийся в душную летнюю ночь. Через полгода Олег начал встречаться со своей одногруппницей и, не дожидаясь окончания вуза, они сыграли лихую студенческую свадьбу.

Недавно я случайно с ним столкнулся. Олег тоже работает в газете, у него растет сын и скоро должна появиться дочь. Он счастлив, а та жуткая ночь осталась в самом дальнем углу памяти, куда Олег старается никогда не заглядывать. В ту встречу мы выпили по бокалу пива, поболтали о том, о сем и разбежались каждый в свою сторону, даже не обменявшись телефонами. А зачем? Я – человек из того прошлого, которое он так стремится забыть. Всякий раз, видя меня, Олег невольно будет всё вспоминать, а это никому из нас не нужно. Мне хватило его короткого: «Спасибо» и крепкого рукопожатия на прощание.

К чему я это рассказал? Да к тому, что, вопреки опусам страдающих острой формой недоебита девочек, Олег не стал после этого геем и (о, ужас!) не влюбился по уши в насильника! Он не носился по городу, сбиваясь с ног, в попытках отыскать того, кто над ним поглумился, чтобы, цитирую: «Пасть к его ногам и умолять о любви». Олег изо всех сил старался об этом забыть, вычеркнуть из памяти, словно насилия никогда не было, и я рад, что у него это получилось.

***

Совсем иначе закончилась история одной из моих однокурсниц. В какой-то степени она сама была виновата в случившемся, но ее вина состояла исключительно в доверчивости и наивности, которые так неуместны в наше циничное время. Девочка из интеллигентной семьи, воспитанная на классической музыке и лучших образцах литературы прошлых веков. Она искренне верила в то, что все мужчины – рыцари на белых конях, готовые сражаться за сердце прекрасной принцессы.

Я сам охренел, когда её впервые увидел. Я думал, что такие экземпляры вымерли следом за динозаврами, но оказался неправ. Елизавета – только так, только полным именем, и ни в коем случае не Лиза – была каким-то выжившим реликтом, совершенно неуместным среди нас, таких приземленных и обычных. Дочь профессора-искусствоведа и балерины, такая далекая от дерьма современной жизни. Она краснела, когда кто-то ругался матом, а вздумавшему игриво шлепнуть её по попке парню отвесила самую натуральную оплеуху, без малейшей доли игривости.

А потом Елизавета влюбилась. В принца. На белом «мерине». Он возил ее по ресторанам и дарил подарки, засыпал роскошными букетами цветов. Она расцветала и не слушала подруг, которые говорили, что принц поступает так со всеми «принцессами», до тех пор, пока не добьется своего. Какая чушь! Она не такая, как все! Её он любит по-настоящему и целует исключительно в щечку, и, конечно же, у них всё будет, сразу после марша Мендельсона.

Было. Всё. Без марша. Принц пригласил Елизавету в гости, желая показать будущей жене свой сказочный замок. К тому времени он уже достаточно потратился на профессорскую недотрогу и отчаянно хотел получить давно заслуженную награду.

Елизавета появилась на занятиях три дня спустя. Я не сразу узнал в ярко накрашенной девице в ультракороткой юбке нашу принцессу. А когда на перемене она вытащила из сумочки сигареты и закурила, небрежно стряхивая пепел пальцами, которые теперь венчали длинные нарощенные ногти, я просто выпал в осадок.

Елизаветы больше не было. Ее место заняла Лиззи – кретинская собачья кличка, на которую она охотно отзывалась. Принцесса из прошлого века осталась там, на смятых, испачканных кровью простынях. После того, что сделал с ней принц, Лиза почувствовала себя ужасно грязной, недостойной ничего большего, чем удариться во все тяжкие, и вскоре на курсе не осталось парня, с которым Лиззи бы не переспала.